«1918. Симбирскъ», книжная серия «Симбирские тайны». В. Миронов. Часть 4. Тучи над городом встали. Главы 3-4 / 7 Июня 1918 / История Ульяновска / Годы и люди

По данным на 22 часа 7 июня, в Самару ещё утром того же дня прибыли эшелоны с латышами, отправленные из Сызрани. А в 10 утра оттуда же по Волге вышел ещё один отряд в 500 штыков, потом – ещё, с кавалерией и артиллерией. Из Симбирска в 4 часа утра 7 июня по железной дороге через Чишме в Кинель отправился казанский отряд в составе 750 штыков с 18 пулемётами при 4 орудиях. А вечером, в 20 часов, водою на Самару отплыл симбирский отряд в 350 штыков при 10 пулемётах. В результате в самом Симбирске осталось свободных к отправлению всего 300 бойцов (ЦВА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 26. Л. 67–68).

Таким образом, только за сутки, только с территории Симбирской губернии на помощь Самаре было направлено более тысячи человек. Но все они, наспех сформированные, плохо обученные, бросаемые в бой небольшими группами, неумолимо перемалывались в жерновах отлаженной военной машины интервентов, погибая на поле боя или попадая в плен. А там, по данным разведки, чехословаки их просто расстреливали. И, в первую очередь, командный состав (ЦВА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 26. Л. 67–68).

На заседании Симбирского комитета партии коммунистов (большевиков), состоявшемся 8 июня, М. Гимов попросил слова и сообщил товарищам: «Мы понесли тяжелую потерю – погиб в бою смертью храбрых наш симбирский неуклонный борец за социальную революцию, военный комиссар тов. Гладышев». Собравшиеся встали, почтив память героя молчанием, а потом запели «Вы жертвою пали…» (ГАНИУО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. Л. 24–31). Но Пётр Харитонович был ещё жив, хотя и находился в плену. Ему несколько раз пытались устроить побег, но неудачно. При отступлении белых он вместе с другими пленными был эвакуирован в Сибирь, где, в конце концов, и погиб осенью 1919 года при попытке очередного побега. В Симбирске об этом узнали лишь спустя год (1918 год на родине Ленина. С. 159).

Однако вернёмся на заседание Комитета большевиков. Основным вопросом на нём был доклад С. Измайлова о его разведывательной поездке в Самару по поручению Военно-

революционного штаба, куда он отправился по Волге. Не зная обстановки достоверно, при подходе к городу решили не рисковать и пристали к правому берегу, дабы выяснить точное положение дел. Лишь убедившись, что Советы ещё держаться, отправились дальше. Положение в городе был критическим. Мало того, что чехословаки стояли уже на подступах, так ещё нанесли неожиданный удар в спину анархисты, освободившие из тюрем сидевших там уголовников в количестве 560 человек (ЦВА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 26. Л. 67–68). Начались повальные грабежи и налёты. Коммунистам и левым эсерам, кроме подготовки к обороне, пришлось заниматься ещё и наведением порядка в городе.

«За отсутствием крупных боевых сил под Самарой создалось крайне неустойчивое положение для наших войск, что и заставило их покинуть город, который в настоящее время в руках чехословаков» ссылка?» – подвёл итог сказанному Измайлов. Тем не менее, завершил он свой доклад вполне оптимистично. «Конечно, не нужно придавать этому огромное значение, но с дальнейшим их продвижением приняты решительные меры. Я не сомневаюсь, что они в скором времени будут разбиты, ибо в чужой стране смешно надеяться на победу»,– заключил он.

Другой выступавший, Малаховский, заявил, что положение неустойчиво, потому что советские отряды действуют не совместно, а отдельными единицами. И, упомянув потерю Симбирского отряда, подчеркнул, что в дальнейшем это недопустимо. Необходимо

добиться, чтобы все отряды были связаны и действовали бы по указанию ГЛАВНОГО ШТАБА (выделено в тексте – В. М.). В отличие от Измайлова, Малаховский был менее оптимистичен, считая, что предстоящие месяцы будут самыми трудными. И, к сожалению, оказался прав (ГАНИУО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2. Л. 23).

Очевидно, что в докладах симбирских «разведчиков» положение дел под Самарой выглядело хоть и плохо, но не катастрофично. То ли они не хотели, как говориться, излишне нагнетать, то ли просто не обладали всей полнотой информации о том бардаке и бестолковщине, что царили в рядах защитников города.

Примерно в то время, когда члены симбирского ревштаба навещали Самару, там 4 июня в зону боевых действий у моста через речку Самарку были направлены пятеро членов политического отдела другого штаба – главнокомандующего Уральско-Оренбургским фронтом Яковлева. Возглавлял группу агитатор-организатор товарищ Стародубов. Задачей группы было «задержание отступающих частей и поднятие в них революционного духа». По мнению агитатора, «боеспособность частей и их дух сводили к нулю» вопиющие недостатки, о которых он и докладывал по итогам поездки.

В числе таковых – полное отсутствие непосредственной охраны на случай внезапного нападения со стороны противника. Более того, никто из начальников и самих солдат не знал, где вообще находится противник и на каком расстоянии. Ни в одной части не было связи с соседними частями. Отсутствовал пароль (пропуск), в силу чего пропускали на позиции и в расположение всех подряд на отклик: «Свой!».

Ни один начальник не знал… численности своего отряда, а также убыли в нём, что не давало возможности учесть общее число стрелков.

«Принимая во внимание, что в данной партизанской войне участвуют отряды, сформированные наспех, зачастую с командным составом, практически не знакомым с военной тактикой, – писал далее в своём докладе Стародубов, – я нахожу, что во избежание напрасных жертв лучшими людьми, а также ради устранения упомянутых недостатков и быстрого налаживания боеспособности отрядов, оперирующих в боевой обстановке, следует сорганизовать при штабе кадр из нескольких военных специалистов, стоящих на платформе советской власти, хорошо знакомых практически и теоретически с боевыми военными действиями. Таковые люди должны посылаться на фронт для содействия командному составу своими знаниями, как по обороне, так и по наступлению.

Желательно иметь таковых специалистов на учете при всех партийных организациях (Лучшими специалистами считаю унтер-офицерский состав, пробывший на фронте не менее одного года)», – завершал агитатор-организатор свои совершенно разумные выводы и предложения по итогам поездки в войска.

Однако наступавшие чехословаки не оставляли времени на исправление выявленных «вопиющих недостатков» – через несколько дней город пал. Что, впрочем, не помешало товарищу Стародубову сделать ещё один вывод – задача по «задержанию отступающих частей и поднятию в них революционного духа» его группой была выполнена успешно (ГАУО. Ф. Р-1674. Оп. 1. Д. 1. Л. 1). Настолько успешно, что 8 июня красные оставили Самару и её заняли чехословаки (1918 год на родине Ленина. С. 46, 47).

Глава 4. На запасном пути…

Симбирск готовился к обороне. Напомним, ещё в середине мая, до захвата чехословаками Пензы, был образован Симбирский укреплённый район. В его военный совет вошли товарищи Бутков, Семков и Варейкис. Одним из первых мероприятий по инженерному укреплению губернской столицы стало объявление воскресенья 18 мая в Симбирске окопным днём, на который мобилизовывалось почти всё взрослое население. И вот, похоже, подготовленные им окопы должны были пригодиться в самое ближайшее время.

А пока, чтобы не быть застигнутым неприятелем врасплох, начальник гарнизона военком К. Иванов выслал конную разведку в сторону Сызрани, Сенгилея и Самары. Вниз по Волге в Новодевичье с той же целью вышел пароход с командою. За ситуацией на участке реки от Сенгилея до Симбирска наблюдал экипаж моторной лодки. Наблюдательные посты были установлены также в Новодевичьем и Сенгилее, имевших телеграфную связь с Симбирском. Ещё 2 специальных поста уже в самом губернском центре вели наблюдение в направлении вниз по Волге (ЦВА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 26. Л. 67–68).

На случай наступления противника по воде для его отражения в Симбирске готовилась флотилия боевых судов в составе четырёх вымпелов – «Лев», «Ольга», «Братство» и «Дело Совета». Их переделывали из вполне мирных гражданских пароходов: подкрепляли палубы под кормовыми орудиями, устанавливали пулемёты на кронштейнах, штурвальные рубки обкладывали мешками с песком (Симбирская губерния в 1918–1920 гг. : сборник воспоминаний. С. 80). На палубах устанавливали артиллерию. На «Ольге» было по две пушки калибром 75-мм и 47-мм, «Лев» нёс по одной калибра 75 и 37 мм, «Дело Совета» имело одно 75-мм орудие. Чем был вооружён пароход «Братство», сведений не сохранилось (РГВА. Ф. 157. Оп. 2. Д. 5. Л. 5). Костяк

экипажей судов составляли прибывшие с Чёрного и Балтийского морей военные моряки. Командовал флотилией бывший царский офицер Нейбергер (Симбирская губерния в 1918–1920 гг. С. 80).

Однако, по данным на вечер 7 июня никакого движения пароходов с чехословаками от Самары на Симбирск замечено не было. Не появлялся неприятель и на грунтовых дорогах Сызрань–Симбирск и Самара–Симбирск. Тем не менее, к югу от города на артиллерийские позиции выдвинулась батарея 42-линейных пушек и началась их пристрелка по ориентирам на местности.

Что касается стальных магистралей, то, по сообщению К. Иванова, железнодорожный мост через Волгу у Симбирска был взят под усиленную охрану. Такая предосторожность оказалась вполне оправданной. Незадолго до этого на перегоне близ Симбирска какие-то штатские положили на рельсы брёвна, чтобы задержать движение поездов через единственную железнодорожную магистраль, ведущую на восток. Но злоумышленников вовремя заметили, диверсия не удалась, а вся Волго-Бугульминская железная дорога была объявлена на военном положении, хотя её воинская охрана к 7 июня всё ещё пребывала в стадии организации. А вот линия Симбирск–Инза уже охранялась (ЦВА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 26. Л. 67–68), включая крупный железнодорожный узел, каковым Инза и являлась. Около 10 часов утра 9 июня туда прибыл следовавший в сторону Москвы очередной воинский эшелон. Солдаты повыскакивали из теплушек и разбрелись по окрестностям. А вскоре со стороны села Китовка, лежавшего в полутора верстах от станции, загремели выстрелы и раздался взрыв.

О событиях в селе мы знаем из протокола, составленного прибывшими на место происшествия председателем Троицкого волостного Совета Иваном Трофимовичем Сониным и старшим волостным милиционером Иваном Дмитриевичем Болдовым. Картина получается такая: во время стоянки эшелона несколько прибывших бойцов познакомились с местными красноармейцами из охраны станции. И все вместе отправились в Китовку, чтобы, как утверждал потом один из приезжих, Иван Николаевич Халимоненко, всего лишь купить молока. Однако, когда кампания шла по сельской улице, из дома Ивана Фёдоровича Воронина выбежал человек с винтовкой в руках и принялся палить по ним. Потом, как утверждал Халимоненко, возле дома, из которого выскочил стрелок, нашли 5 винтовочных патронов и столько же – для нагана. Остальные соискатели молочной продукции рассказывали примерно то же самое.

По словам же местных жителей, всё происходило несколько иначе. По их версии, неизвестные солдаты сами ни с того ни с сего открыли стрельбу и начали грабить, отбирая имущество и деньги сельчан, а заодно избивая их. Но получили неожиданный отпор. Так, житель Китовки Иван Евдокимов Маматов рассказал, что видел, как одного из солдат бил колом его односельчанин Григорий Павлович Воронин. Случилось это на улице около дома некоего Крюкова. Однако Воронин утверждал, что, когда началась стрельба, он убежал, и кто бил солдат, не видел. «А что указывает на него выше упомянутый Иван Маматов, что будто бы он ударил колом около дома Крюкова, то это совершенно ложно, так как он Воронин, у дома Крюкова совсем не был и никакого солдата не бил».

Так или иначе, но, получив отпор, «молочники» послали за подмогой. И вскоре со стороны Инзы подтянулось ещё около сотни бойцов. Они по всем правилам военного искусства рассыпались в цепь, окружили Китовку и открыли плотный ружейный огонь, так что пули свистели по улицам, впиваясь в стены домов. А один, принадлежавший Петру Кузьмичу Бартеньеву, даже забросали бомбами, повредив само строение и разбив домашнее имущество.

Оказавшиеся под обстрелом селяне разбегались кто куда, унося, по возможности, скарб.

Стрельба и грабёж, по утверждению китовцев, продолжались около четырёх часов, пока на место не прибыло начальство, как волостное, так и военное.

В съезжую квартиру, где расположились Сонин с Болдовым, а также председатель Китовского сельсовета Василий Федорович Афонин, явился начальник проезжего отряда товарищ Д. И. Попов. Тут-то и выяснилось, что крестьяне схлестнулись не с кем-нибудь, а с боевым отрядом Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией, который, следуя из Черкасс в Москву, остановился в Инзе примерно на 3 часа.

Того самого отряда, который вскоре примет самое активное участие в левоэсеровском мятеже, вспыхнувшем в столице, и арестует самого председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского. Но до этих событий оставался ещё месяц.

Попов сразу пошёл в атаку на местных, заявив, что в результате боестолкновения несколько его бойцов было убито и ранено. И за это кому-то придётся строго ответить. После чего все вместе – два председателя, милиционер и командир отряда – отправились по селу считать погибших и собирать раненых. Но ни тех, ни других в наличии не оказалось. Однако чекиста это не смутило. Он заявил, что, повинуясь воинскому братству, своих павших и пострадавших в бою товарищей его бойцы уже забрали. А потому, констатирует в протоколе председатель волсовета Сонин, «не удалось установить, действительно ли были убиты, или же только ранены. Из граждан села так же никто не видел, кто их убрал, потому что в то время все разбежались».

Тем не менее, Попов в своих претензиях, видимо, был настолько убедителен, что «на полном общественном собрании», созванном в Китовке на следующий день, 10 июня, первым делом предлагалось выказать виновных в убийстве солдат. Однако по этому вопросу народ безмолвствовал. Зато всё общество единогласно заявило о том, что солдаты отряда ВЧК ограбили сельчан. К заявлению прилагался список пострадавших из 30 фамилий с подобным перечислением отнятого или повреждённого имущества. В числе такового были: двое карманных серебряных часов, медный самовар, пиджак трековый, 5 аршин сукна, 3 женских полушалка, 30 аршин холста, двое кальсон и две пары рубах. Кроме того, оказались

разбитыми чугун и чайная посуда, 3 окна, сундук, сломаны 3 замка и пр. Всего разграблено и повреждено на сумму 14 335 руб. И это не считая шкафа стоимостью 100 руб., чайной посуды на 100 руб., двух самоваров на 300 руб., сундука на 75 руб., стола – 20 руб., трёх стульев – 30 руб., двух зеркал – 30 руб., шести икон – 60 руб., семи окон – 200 руб., русской печи – 50 руб. и внутренних избяных перегородок на 50 руб., а также повреждённых стен дома, которые

требуют ремонта стоимостью 500 руб. Всё перечисленное – результат взрыва одной брошенной в окно бомбы, принёсшей убытку на 1 515 руб.

А ещё из квартиры старшего милиционера Болдова ворвавшиеся туда трое солдат похитили хранившийся в шкафу чёрно-воронёный шестизарядный револьвер неизвестной системы.

Достоверность составленного списка подтвердили своими подписями шестеро членов сельского общества, а также милиционер Василий Атаманов и председатель сельсовета Афонин. Список заверили печатью сельсовета.

Но спросить за ущерб было уже не с кого – поезд ушёл. Причём в самом прямом смысле. В итоге весь материал передали в Судебно-следственную комиссию при Губревтрибунале. Однако в условиях лихорадочной подготовки города и губернии к обороне разбираться в случившемся было некогда. О деле вспомнили только спустя год, и постановлением от 23 июля 1919 года оно было прекращено в виду того, что «за давностью совершенного преступления не представляется возможным выяснить личности виновных, принимавших участие в беспорядках на ст. Инза» (ГАУО. Ф. Р-125. Оп. 2. Д. 26. Л. 33–37).

Несмотря на «китовский инцидент», Московско-Казанское направление на тот момент оставалось наиболее безопасным с точки зрения его атаки чехословаками. Их наступление развивалось на 100–150 километров юго-восточнее, по берегам Волги вдоль неё, а также глубоко в Заволжье.

Возможно, и поэтому именно здесь, на этой линии, в Инзе вскоре после описанных событий был развёрнут штаб вновь формируемой Первой Революционной армии Восточного фронта, в командование которой в конце июня вступил М. Н. Тухачевский. Армии, которой суждено было стать основной ударной силой, сумевшей разгромить чехословаков, ещё совсем недавно казавшихся непобедимыми, а также поддержанных ими белогвардейцев. Однако к началу июня звёздный час Первой армии ещё не наступил.